Алоха
Самолёт изрыгнул нас из своего прохладного чрева в тёплую оаховскую ночь. Достаточно быстро получив багаж, мы начали метаться в поисках шатла, который отвёз бы нас в контору по ренту автомобилей. И тут на нас набросились запоздавшие встречающие из отельного бизнеса – нацепили на каждого по цветочной гирлянде и пытались посадить в свой автобус. Они обещали отвезти в отель.
Они пробовали вербовать на завтрак следующим утром, где нас за еду подвергли бы «ориентации» – т.е. навешали лапшу о турах, экскурсиях, обедах и тому подобном. Мы не давались. Тут, к счастию, подошёл шатл. Пешие встречающие вскоре от него отстали. Ещё через 30 минут, выбив из рентовочной конторы скромный, но правильный лимузин, отметая экстра- страховки и прочую ерунду и вооружившись примитивной картой из первого попавшегося в руки аэропортного буклета, мы, буквально по наитию, сразу же нашли посреди ночи свой отель.
Утро шокировало. Слева перед балконом расстилался парк с зоосадом, справа плескалось море, оно же океан. За парком вздымался бывший вулкан. Воздух отдавал сладкими тропическими цветами и ананасом. Прямо на балконе требовали еды экзотические птицы, а на тротуаре внизу – бомжи. Только последние и привели меня в чувство и дали понять, что я всё ещё нахожусь на этой планете.
Я, вообще-то, читал в книгах и слышал в детстве по телеящику в «Клубе кинопутешествий», что Оаху – остров. Но одно дело слышать, другое – убедиться самому. Проехав вокруг и искупавшись или просто поглазев на воду на пляжах востока, запада, севера и юга, я вынужден был согласиться с этим мнением. И тут мне стало не по себе – ведь глобальное потепление, или, как его теперь называют «изменение климата» не дремлет! Да или нет? Если «да» – то вся эта трудно описуемая красота накроется медным или каким другим тазиком, когда теплые волны слизнут прибрежные пляжи и в миллионных береговых усадьбах вместо гавайских тружеников мотыги и укулеле взрастут кораллы, а голодные уцелевшие аборигены будут сидеть на ветвях кокосовых пальм, на потухшем вулкане или, в худшем случае, голодать на вершинах баньяновых деревьев, каждое из которых будет размером с дубовую рощу, воспетую любимым живописцем всех времён и народов И.И. Шишкиным.
Весь этот поток черных мыслей быстро остановила мысль светлая и прогрессивная: пока у руля гавайской и в целом американской нации, стоит лично местный (вроде бы) уроженец, выдающийся деятель современности, лауреат Нобелевской и прочих премий, тов. Б. Хуссейн Обама и возглавляемая им лично денно и нощно великая демократическая партия США, – мир может спать спокойно. Проклятому капитализму не дадут уничтожить этот воистину райский уголок нашей тяжелобольной планеты!
Руины
Но вернёмся к географии. Примерно на середине восточного побережья Оаху в море торчит небольшая скала-островок конусообразной формы, названная политически некорректными расистами 19 века «Голова Китайца» (Chinaman Head) из-за практически правильной формы конуса. Островок действительно напоминает головные уборы батраков-кули, перевезенных на работу в этот райский уголок зверями-империалистами. Всё это, включая быт империалистов, было описано сто лет назад Джеком Лондоном в рассказе «Чун А-чун». Рассказ повествует о том, как получающий 15 центов в день и зверски угнетаемый на плантации сахарного тростника несчастный китаец становится не просто капиталистом, а мультимиллионером и иногда даже угнетает бывших угнетателей.
Теперь сахарные плантации ушли в прошлое. И лишь неподалёку от Головы Китайца, на берегу, стоят развалины старого сахарного завода второй половины 19 века. Сии руины охраняются как национальное достояние, и только пролетающие по дороге машины и одичавшие курицы с петухами, живущие в банановых зарослях неподалёку, смущают их покой.
Живописная сахарозаводческая руина 19 века, бережно хранимая местными жителями, вызвала из глубин моей памяти образ другой, уже военной, руины, повстречавшейся мне в детстве. Советская руина представляла собой половину разбомблённого 7-этажного дома и располагалась во дворе дома номер 24 по улице Горького в Киеве. Из всех руин только она одна оставалась стоять в городе после войны. Дело в том, что мне приходилось всё время ходить мимо этой руины – в глубине двора, на 6-м этаже дореволюционного дома, лишённого лепнины, паркета и лифта ещё во время войны, в квартире номер 60 проживала бабушка Зина, которой мне периодически приходилось таскать еду.
Восхождение на 6 этаж, равный по высоте современным 12, не смущало меня. Меня смущала страшная руина. По вечерам я представлял себе участь жителей, погибших в этом доме во время бомбёжки. Как оказалось, руину регулярно использовали киношники студии Довженко для фильмов о войне. И вот, когда, по-видимому, уже всё про войну было отснято, руину снесли. Киев лишили последнего военного артефакта – его последней страшной памяти… Забвение… До сих пор мне жалко ту руину, наглядный символ войны.
Музыка
Вскоре после сноса руины, лет через 10, из Киева начался исход коренных киевлян. Он продолжается и до сих пор. У каждого были свои причины, толкнувшие на отъезд. Но, наверняка, многие из уехавших не желали более чувствовать себя эдакой руиной коммунистического периода в ожидании своего закономерного конца.
Одним из таких людей, который проживал в том же доме, по адресу военной руины, был мой давний знакомый Дмитрий Кубышкин. Не знаю, как Дмитрий относился к к руине и её уничтожению, но думаю, что он также был в своё время опечален.
Дима – человек множества увлечений: фотограф, писатель, актёр, сыгравший несколько ролей в художественных фильмах, и главное – музыкант, композитор. В 80-х он учил премудростям музыки моего сына, а за декаду до того здорово помог мне, делая слайды для доклада по моей дипломной работе.
Поди знай тогда, что мы встретимся с ним в 90-х в весьма отдалённом Ванкувере, куда Дима приехал не один. Он привёз с собой молодую, красивую, талантливую пианистку и, по-совместительству, жену Марину. Марина, как и Дима, закончила Киевскую консерваторию. Даже если бы Дима и пожелал впасть в состояние побитой жизнью руины, Марина и их две маленькие дочки Катя и Соня не позволят ему это сделать.
Жалко, конечно, что Дима не разделил со мной майско-июньское наблюдение гавайских руин и прелестей макания усталого от ванкуверских дождей тела в тёплые пучины великого океана. Но что делать – кто-то должен и работать в это время года. Особенно Дмитрий и Марина, в музыкальной школе которых за эти годы выучились музыкальным премудростям три сотни учеников. Это дети не только наших иммигрантов, но и местные таланты, не знающие и слова по-русски, но играющие Чайковского и Рахманинова так, как будто они закончили Гнесинку.
Некоторые из наиболее ярких учеников школы – Анна Концедалова, Спенсер Зезулка, Екатерина Семёнова, Эшли и Анжел Лин, Юлия Цветкова, Билл Лью, Янг И, Шрада Рамеш. Я знаю их имена и фамилии, потому что Марина и Дима взахлёб говорят о своих учениках, гордятся ими, показывают мне при встрече видеоклипы с их концертов.
23 июня в St Helen’s Anglican Church по адресу 4405 8th Ave W, в 2 часа дня состоится очередной ежегодный концерт учеников DM Piano School of Music – школы Димы и Марины. Вебсайт школы: dmpiano.com
Я, как водится, получил личное приглашение и, конечно, приду и послушаю, и очень удивлюсь очередному маленькому чуду лет 8 или 12, играющему Баха и Шопена так, как мне самому и не снилось, когда я в таком вот нежном возрасте постигал музыкальные премудрости и ужасно боялся играть «на людях».
В школе, основанной ещё в 1997 году, да и в доме Марины и Димы царствует не только любовь к музыке (старшая дочка Катя уже пишет музыку сама!), но и к детям. Это творческой подход, умение «завести» учеников, показать им самим и их родителям, какого прогресса (и как быстро!) они могут достичь. Не зря несколько выпускников школы избрали музыкальную стезю, побеждали на престижных конкурсах.
Спенсер Зезулка – победитель Международного конкурса им. В. Горовица (Киев, 2008), он стал дважды лауреатом Международного конкурса AADGT (США, Нью-Йорк, 2009-2010), сольно выступил на Международном фестивале в Италии (Festival Assisi nel Mondo, 2012). Билл Лью так просто победил на Международного конкурса AADGT в Нью-Йорке в 2013-м! Екатерина Семёнова получила звание бакалавра музыки (пианист) в нашем UBC. Других сейчас не упомню, но Марина и Дима всегда расскажут вам о своих учениках, если вам будет интересно (кстати, их очень трудно остановить – так они гордятся своими питомцами).
Коза «Шака»
После пяти с половиной часового перелёта Honolulu-Vancouver, где сидения Боинга-737 навевали мне почти что генетические воспоминания о средневековой пытке «испанский сапог», а сонмы посещающих гальюн туристов (спотыкавшихся о мою не помещавшуюся между сидениями и потому выставленную в проход конечность) – мысль о расстреле бакинских комиссаров, мне надо будет слегка отойти. Надо будет привыкнуть к трёхчасовой разнице во времени, смыть цыганско-гавайский загар, войти в рабочий ритм будней. А для этого воспоминания об отпуске просто придётся выбросить из головы. И я быстро войду в этот ритм. Но когда я приду на коцерт школы 23 июня, для Марины и Димы у меня всё же найдётся хорошее гавайское слово «Алоха» и жест «Шака» – сложенная из пяти пальцев «коза», что по-гавайски означает и «спасибо», и «привет», и «расслабься»/«раскрепостись», а в нашей с Димой далёкой киевской юности означавшая «давай выпьем».
К этим замечательным смыслам я бы добавил и моё личное, современное ощущение этого жеста: Дима! Давай не будем становиться развалинами. Впереди у нас много хорошего!
Григорий Хаскин,
май/июнь 2013, Вайкики-Коквитлам