Нет ничего печальнее, чем ситуация, не позволяющая человеку реализовать свои таланты. Большевики отобрали у элиты право на владение искусством, но доступным народу оно не стало. В общеобразовательных школах появился абсолютно бесполезный предмет – “пение”, а изучение искусств так и осталось платным и не для всех.
Двери музыкальных школ плотно закрывались перед каждым, кто не мог спеть “в лесу родилась елочка” или правильно прохлопать ритмический рисунок. Сейчас уже много написано о том, что координация между голосом и слухом развита изначально не у всех, управление голосовым аппаратом – процесс сложный, и умение чисто интонировать не может являться главным, а тем более – единственным мерилом способностей. Но тогда за бортом осталось подавляющее большинство.
А что получили счастливчики, прошедшие вступительный экзамен? Воспоминания у каждого совершенно индивидуальные, и, в целом , зависят от встречи или невстречи с правильным педагогом.
Кому-то везло:
“…Мне музыкальная школа дала очень многое. Ну, во-первых, это восемь лет совсем другой жизни, не такой, какая была у сверстников, беззаботно гоняющих мяч во дворе. Это взрослый труд, выступления перед публикой, волнение, победы, соревнование – с одной стороны, и философские (хочешь – не хочешь) размышления, т.к. музыка заставляет думать, переживать и анализировать…”
А кому-то и не очень:
“…Удовольствие от учебы получала только первый год, были хорошие преподаватели, видели талант, предрекали даже какое-то музыкальное будущее. Преподавателя специальности во втором классе до сих пор ярко помню почему-то ярче, чем других – толстый брезгливый бородач. На уроках он откровенно скучал, я ему была в лучшем случае до лампочки. Учиться расхотелось. В третьем классе училка-специалка била меня линейкой по пальцам. Закончив год, я сказала: больше учиться не буду…”
Если проанализировать систему обучения в советской музыкальной школе, то результат не радует. Стандартный репертуар и стандартное исполнение. Жизнь от зачета к зачету, от экзамена к экзамену. Учебники музыкальной литературы отторгали пестротой штампов и ограниченным взглядом на искусство.
Не было задачи научить анализировать музыку и исполнение, мыслить музыкальным языком. Искусство импровизации осталось атрибутом прошлых веков, совсем забыли об интенсивном развитии необходимого навыка чтения с листа, а ведь когда-то домашнее музицирование, задействовавшее и первое, и второе, считалось нормой. Сочинять музыку пытались многие дети, но заниматься ими было некому, технике композиторства принято было учить только взрослых студентов.
Да и я сама с ранних лет пыталась наигрывать песенки собственного сочинения. В девять лет я записала пьесу длиною в страницу, и мама повела меня к настоящему композитору, с “удостоверением”. Композитор посмотрел на мой текст, погладил бороду и спросил весомо: “А тебе самой нравится, что ты тут насочиняла?”
Я опустила голову и соврала: “нет”. Тут композитор воодушевился, стал махать руками и чертить мне схему фразы, чтобы показать, как нужно правильно писать музыку. До сих пор помню его рисунок, напоминавший птицу с опущенными крыльями – взлет фразы к кульминации, и затем постепенный спуск к исходному положению. Мои крылья тоже опустились.
В программу музшкол, как правило, не входили ни урок камерного ансамбля, ни концертмейстерство, ни игра в четыре руки. Все это становилось доступно только в высших учебных заведениях. Там и передавались музыкальные традиции исполнительства – от избранных к избранным.
Но все же встречались школы, где учили по другим законам, где раздвигались границы, благодаря инициативе одаренных педагогов. Там появлялись новые предметы, там дети совместно музицировали, там музыка обретала свое истинное назначение.
“… Музыкальная школа научила меня играть на инструменте (и соло, и в ансамбле, и в окрестре) и разбираться в музыке. Я еще в нежном детстве успешно определяла принадлежность произведения к тому или иному музыкальному периоду и знала наизусть все более-менее известные оперные арии (спасибо Марии Ильинишне Левиной – моему педагогу по музлитературе)…”
…была попытка ввести факультативно основы композиции, причём индивидуально, раз в неделю. Педагог рассказывал о стилях применительно к сочиненной учеником пьесе. Появилось более творческое отношение к предмету, как бы взгляд сверху на всю музыкальную культуру.
Вот такие учителя и дарили миру высококлассных музыкантов или просто благодарных ценителей музыки, обеспечивая славу “русской школе”. Спасибо им.
“…В Канаде такая замечательная программа. Где-то с шестого класса на экзамене уже требуют понимать что играешь…”
Надо отдать должное Министерству школьного образования Канады, стимулирующему к обучению музыке. С шестого класса оценки за экзамены по специальности и теории преобразуются в дополнительные баллы к аттестату средней школы. Музыкальное образование в Канаде доступно детям любого уровня способностей.
Музыкальное обучение поставлено на рельсы бизнеса, и потому наличие музыкальных данных в музшколах не проверяется, да и найти не требовательного к проявлениям таланта частного педагога не проблема. И это хорошо – каждый ребенок заслуживает преобщения к искусству.
Проблема в том, что необходимость оплаты уроков сводит количество изучаемых предметов и часов общения с учителем до минимума, что, в свою очередь, является серьезным препятствием для получения адекватного образования. Отсутствие государственных грантов и экономическая зависимость педагогов от количества учеников не позволяет снизить цену за уроки, а также полноценно заниматься творчеством, не думая о бизнесе.
Полная программа, после которой выдается диплом, исчисляется двенадцатью классами. Урок по специальности, как правило, раз в неделю, от тридцати минут до часу – и этого совершенно недостаточно ни для одаренного ребенка, которого готовят к профессиональной карьере, ни, тем более, для ребенка малоспособного, которого хотят просто развивать.
Зачастую родители еще и форсируют процесс, желая как можно скорее сдать экзамен, многие просят “прыгать” через уровни, тем более, что получить проходной балл за первые девять классов не так уж трудно.
Организация, ответственная за экзамены, тоже думает о бизнесе и не в ее интересах сбрасывать с повозки раньше времени. В списке обязательного репертуара всегда можно найти произведения и полегче, и покороче, разрешено играть по нотам.
Результатом такой учебы является несколько заученных пьес, которые быстро детьми забываются. Мало кто способен через пару месяцев после экзамена исполнить что-то из программы. Осилить последние два класса дано уже не каждому, требования становятся профессиональнее, репертуар – серьезнее.
Курс сольфеджио, как обязательный предмет, отсутствует. Надо отметить, что именно в России преподавание сольфеджио было развито на очень высоком уровне, но внедрить этот предмет на американском континенте в таком же виде пока не удалось никому. А ведь ничто иное, как сольфеджио, является точкой опоры для успешного развития музыкальных данных. После многолетней учебы в рамках местных правил элементарные музыкальные действия остаются недоступными: записать мелодию нотами, подобрать аккомпанемент к песне.
Отсутствие сольфеджио также является серьезной преградой к развитию музыкальной памяти. Курс теории и гармонии не в помощь, так как оторван от практики и представляет собой свод сухих правил и упражнений. Тем не менеe, экзамен по специальности ежегодно включает проверку слуха (в виде определения аккордов и интервалов, имитации сыгранной мелодии и других базовых тестов) .
Соответственно, у педагога по инструменту дополнительная нагрузка – отрывая драгоценное время на теоретические упражнения, развивать слух, который без уроков сольфеджио и ежедневных занятий дома, увы, полноценно развиться все равно не может.
Только с десятого класса, для самых стойких, начинается приобщение к истории музыки. Очень кратко и поверхностно заучиваются биографии композиторов, темы “основных” произведений.
“- Бетховен написал 9 симфоний, в отличие от Гайдна, который написал 104.
– Ну да, глухому то сложнее приходится.”
Счастье, если все тот же многостаночный педагог по специальности уделял внимание не только инструменту, развитию слуха, но и попутно давал справки из истории искусств, направляя ученика на самообразование, на регулярное прослушивание различной музыки, а если нет, то… вот с таким ограниченным набором знаний и репертуара, при успешной сдаче экзаменов, выходит в мир… учитель.
Диплом официально позволяет давать уроки, вступив в ассоциацию музыкальных педагогов. Таким образом, общество получает не только неграмотных любителей, но еще более неграмотных “профессионалов”.
Другой путь родители любят называть “играть для себя” или “for fun”, т.е. без каких-либо определенных целей и без обязательств в плане домашних занятий. Для такого пути изданы многочисленные сборники, вроде популярного Бастьена, где сложность пьес не изменяется не только от одной страницы к другой, но и от сборника к сборнику.
В основе подобных методик принцип позиционной игры, которая “легка и приятна”, потому что не требует никаких технических навыков. Можно провести параллель с уроками классического балета, где ребенок годами стоял бы в первой позиции.
Методики, подобные Бастьену, не стимулируют изучение нотной грамоты. После многих месяцев игры по таким учебникам дети читают не ноты, а цифры, обозначающие порядковый номер пальца. И это страшно.
Между этими двумя дорогами множество промежуточных. Задача родителей и педагога – выбрать наиболее эффективную, восполняющую пробелы системы. Если встречи с преподавателем ограничиваются одним разом в неделю, то во все остальное время наставником ребенка становятся сами родители, и на их плечи падает огромная ответственность за результат.
Музыкальное образование требует вложений времени, сил и денег. Не стоит искать легких путей, играть на музыкальном инструменте – процесс сложный. Сделать музыку профессией – удел избранных, но учиться непрофессионально – бессмысленно!
Хочется, подобно Баху, закончить минорное произведение мажорным аккордом.
Этюды на тему “ что говорят ученики”:
Ой, я так извиняюсь, больше такое никогда не повторится, я больше не буду забывать… я дома целый час пытался найти в интернете, как играть гамму до мажор
– Ну как прошел концерт?
– Очень хорошо. Правда, мы ужасно сыграли.
– Ты знаешь что такое опера?
– Конечно! Это когда уродливые люди кричат.
С музыкальным приветом,
Рада Бухман
reminor_123@yahoo.com